Рудольф Нуреев, танцовщик, со стремительностью молнии покоривший Ленинград, Советский Союз, а заодно и весь мир, умер в 1993 году в возрасте 54 лет.
Он хотел, чтобы Роман Виктюк поставил о нем спектакль. Спустя 11 лет спектакль состоялся. Пронзающий трагизмом в каждой сцене, усиленным до предела черно-белым графическим оформлением. Цветные на сцене только пара накидок Нуреева. И еще хроникальные кадры на изогнутом заднике: уникальные пленки, чудом сохранившиеся в картонной коробке во время пожара в Ленинградском хореографическом училище.
Спектакль ассоциаций. Спектакль символов. Спектакль полета и застывших поз, что красноречивее любой пламенной речи: Нуреев рядом с матерью, висящий на балетном станке в позе ребенка, готового родиться, чтобы уйти прочь, дальше и дальше, без возврата; или Нуреев с Марго, когда скрещение рук сильнее иных объятий.
Исполнитель роли Рудольфа Дмитрий Бозин неожиданно очень похож на своего героя. Не портретными данными (хотя и портретными – на инвалидной коляске в черной шапочке). Похож подлинностью страсти, стремительностью, жесткостью и беспощадностью, и еще беззащитностью перед надвигающимся одиночеством.
Три свои главные привязанности (к матери, к балерине Марго Фонтейн и к танцовщику Эрику Бруну) он теряет одну за другой. А две незначительные встречи на родине только подчеркивают одиночество – нет, не в отвергнувшей стране, - во вселенной.
И тогда оказывается, что «можно быть несчастным при банковском счете в два миллиона евро» (Ф.Бегбедер). Или в 80 миллионов долларов у Нуреева.
«Каждый приходит в этот мир один и один уходит» (Р.Виктюк). В финальной сцене Рудольф, покрытый цветным покрывалом, обнимает земной шар. Таково надгробие на его могиле на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем: возвышение, укрытое расписным восточным ковром из мрамора, что издалека кажется настоящим.